All FoR YoU

Это было в мае, на рассвете. Солнце только начинало вставать, а главный герой нашего рассказа уже бодрствовал. Его звали Громов, он был молодым учителем истории школы ?26,Невского района. Солнечным весенним утром он вышел из дома, и, купив мороженое в магазине на углу, не спеша, побрел на работу. Он уже опаздывал, и, подходя к школе, он заметил свою лучшую ученицу - Федорову Олю. Она шла быстрым шагом, держа в руках стопку учебников. Он уже давно желал ее, тешил себя надеждою, что именно с ней, такой же невинной, как и он, сам, ему, наконец, то удастся потерять девственность. Он прибавил шагу, догнал ее и обхватил руками за талию.
Разум его кипел, противоречивые чувства боролись в нем. Он понимал, что с одной стороны то, что он делает, является неправильным, ибо отношения между учителями и учениками не должны пересекать границу деловых. Но чувства все-таки брали верх. Он предложил ей не идти в школу, на что она ответила ему лишь улыбкой и кивком головы. Впредверии предстоящего кровь его закипела, он уже не соображал, что делает. От переизбытка чувств у несчастного историка затряслись руки. И вдруг случилось непредвиденное. Для Громова это показалось ужасно неловким. Руки начали дрожать еще сильнее, и мороженое выпало на асфальт, измазав при этом Олину руку. Громов смутился - вдруг ей это покажется смешным, вдруг он не сможет из-за этого воспользоваться реальным шансом потерять невинность. Он робко посмотрел ей в глаза, пытаясь найти хоть тень усмешки. Но они излучали только тепло и были наполнены желанием.

Игорь вынырнул из-под одеяла и глубоко вздохнул. За окном настаивались на ядовитом смоге зимние сумерки. Снежные хлопья, словно замерзшие ночные мотыльки, меланхолично опушали собой умиротворенное пространство. А в квартире витал ностальгический аромат апельсинов и хвои. Неистребимые запахи новогоднего праздника...
Катапультировавшись из кровати, Игорь добрых полчаса приседал, отжимался от пола, сгибался в разные стороны и прыгал, стараясь достать локтем до потолка. Даже стоял на руках. Потом отправился в ванную и принял контрастный душ. Пластмассовый разбрызгиватель исторгал струи воды в чрезмерно широком диапазоне, и его которую неделю грозились заменить. Но, как обычно, все руки не доходили. Новый смеситель укоризненно торчал на стиральной машине, напоминая рассерженную кобру, и гофрированный никелем шланг был по-змеиному свернут кольцом вокруг него. За последние три недели вектор игоревой жизни стал отклоняться от привычного направления. Правда, перемены больше касались внутреннего плана, но кое-что, безусловно, прорывалось вовне. Он возобновил физические занятия, резко сократил свой алкогольный рацион и стал чаще задумываться о предметах и явлениях, казавшихся раньше бесполезными.

Глава 1
Это было в 1624 г, в июне 25. Был уже вечер, Татьяна решила, что пора. Родители давно ушли на местный праздник. А она специально отказалась идти, сославшись на головную боль. На улице было тепло и по этому, она легко оделась. Она вышла на улицу и закрыла за собой дверь. Затем пошла в назначенное место.

Татьяна шла долго, так как это был не ближний свет. Дорога была песчаная, и ноги проваливались в песок. Татьяна решила снять босоножки, но так как их некуда было положить, она решила их выбросить, все равно были старые. Прошло много времени и иногда ей казалось, что она никогда не доберется до горы. Вдруг она не с того не с сего побежала. Теплый ветер дул ей в лицо. Ее волосы развевались на ветру. Она была красивая блондинка, у нее были карее глаза, пышные груди, красивые бедра и стройнаяфигура. Ей было18 лет.

Она услышала впереди голоса и решила, что лучше, если бы ее ни кто не видел. Она аккуратно спряталась в кусты, так чтобы ее ни кто не заметил. Татьяна прислушалась и поняла, что это явно была телега. Вдруг она увидела свет, который исходил от керосиновой лампы. Через некоторое время мимо нее проехала телега, запряженная 2-мя лошадьми.

У любого человека бывают такие моменты в его жизни, когда в голову проникает идея, овладевающая им полностью, порой сумасбродная, порой находящаяся за границами приличий, но не менее от этого сладостная. И все помыслы человека, все его желания и поступки подчинены только воплощению этой мысли в жизнь. Одни суматошно бросаются изобретать велосипед, другие хотят осчастливить сразу весь мир, кто-то пускается во все тяжкие, а кто-то уходит в монастырь. Тот, кто ни разу не испытывал подобного наваждения, тот не поймет, но думаю, что большинству людей это чувство знакомо.
Вот и у меня на четвертом десятке лет, голова была занята одной мыслью: А что находится под юбкой у подружки моей дочери. Нет, нет. Я знаю, ЧТО есть под юбкой как у девочек, так и у женщин. Меня волновало другое: как ЭТО выглядит? У меня не было тяги к несовершеннолетним нимфеткам, я не мечтал обладать этой девочкой, я просто хотел узнать, что там от меня спрятано. Предполагать я мог довольно уверенно, зная ее возраст и физические данные, но знать и предполагать - это далеко не одно и то же. Впрочем, все по порядку.

Все шло по накатанной дорожке - школа, да не одна, еще в музыкалку по классу скрипочки дедушка записал, мотивируя:

- Эйнштейном можешь ты не быть, а на инструменте играть обязан!

Эта дорожка свернула в сторону, когда появились первые прыщи и пробились жидкие усики, а то, что ботаничка называла пестиком у цветков, почему-то росло не по дням, а с каждым утром. Пытался замерять, к сожалению, школьного транспортира не хватало. Единственное, что оставалось постоянной величиной - угол наклона относительно горизонта. Скажу честно, я стал долго завязывать шнурки, наклонившись за упавшей резинкой, и сквозь призму столов и стульев разглядывал какие панталоны у той же ботанички. Но до окончательного разложения личности было еще очень далеко.

Спасла армия. В начале восьмидесятых в институте отменили военную кафедру, и нас молодое поколение, выбравших "Машину времени", секс и сигареты "Родопи", забрили в армию. Особенно тяжело было таким, как я. Что давал институт на первом курсе, кроме высшей математики и начертательной геометрии? Это первоначальный сексуальный опыт. Потом, часто кимаря на боевом посту с карабином, я представлял, как вместо цевья, тискаю худую зеленоглазую сокурсницу Люську. Но опять до окончательного разложения было далеко.